|
Этот краткий обзор показывает, что по поводу ЕМН возникли серьезные вопросы. В главе 2 мы видели, что ЕМН была необходима для того, чтобы оправдать предположение о случайном блуждании цен. Следовательно, модель случайного блуждания не находит себе места без ЕМН, хотя это отношение отнюдь не обратимо. Случайное блуждание было необходимо для применения статистического анализа к временным рядам ценовых изменений. Статистический анализ был необходим хотя бы только для того, чтобы теория портфеля была применима в реальности. Без нормального распределения огромное число теоретических и эмпирических работ ставится под вопрос. Мы также видели, что традиционный компромисс между риском и прибылью не всегда имеет место.
Помимо того, имеют место многие рыночные аномалии, когда могут быть получены большие нерыночные прибыли – в противоположность «справедливой игре» полусильной EMH. На фондовом рынке это эффект малых фирм, низкий P/E – эффект (price/earnings – отношение цены к прибыли) и эффект января. Рудд и Клэссинг (Rudd, Classing, 1982) подтверждают сверхприбыли, полученные от нерыночных факторов, на своей шестифакторной модели риска BARRA E1. По этой модели, основанной на САРМ, было найдено, что четыре источника нерыночного риска (рыночная вариабельность, низкая оценка стоимости и неуспех, незрелость и малость, финансовый риск) заключают в себе возможность значительных нерыночных прибылей. Эти факторы прибыли, говорят Рудд и Классинг, «далеки от случайности» и доказывают, что полусильная ЕМН не отражает действительности. Такие аномалии давно наводят на мысль, что нынешняя линейная парадигма требует изменения, которое приняло бы их в расчет.
Возможно, суть вопроса относится к тому, как люди принимают решения. ЕМН сильно зависит от рациональности инвесторов. Рациональность определяется как способность устанавливать стоимость ценных бумаг на основе всей доступной информации и в соответствии с этим назначать цены. Она подразумевает также, что инвесторы не расположены к риску. Но разве рациональны люди во всей своей совокупности, в целом, если отталкиваться от этого определения рациональности? Как они реагируют, когда стоят перед лицом возможных приобретений и потерь?
Общепринятая теория гласит, что инвесторы не любят рисковать. Если они идут на большой риск, то должны быть компенсированы возможностью большой прибыли. Недавнее исследование Тверски (Tversky, 1990) говорит о том, что когда потери приемлемы, люди идут на риск: они больше похожи на азартных игроков, если эта игра не грозит обернуться большими потерями. Тверски приводит следующий пример. Предположим, инвестор имеет выбор между 1) гарантированным приобретением $ 85.000, или 2) 85% шансов приобрести $ 100.000 и 15% не приобрести ничего. Большинство предпочтут гарантированный выбор, хотя ожидаемая прибыль, как определил Осборн (см. гл. 2), одинакова в обоих случаях. Люди, как это и утверждает теория, не склонны к риску.
Тверски, далее, переворачивает ситуацию. Предположим теперь, что инвестор имеет выбор между 1) гарантированной потерей $ 85.000, или 2) 85% шансов потерять $ 100.000 и 15% – не потерять ничего. И снова ожидаемая прибыль одинакова в обоих случаях, но в данной ситуации люди будут рисковать. Очевидно, что шанс уменьшить потери предпочтительнее, чем гарантированная потеря, даже если вероятность будущей потери достаточно велика. Правила игры поменялись, и теперь люди стремятся рисковать.
Теория рынков капитала предполагает также, что все инвесторы имеют одинаковый горизонт инвестиционных вкладов. Это необходимо для того, чтобы ожидаемые прибыли были сравнимы. Но хорошо известно, что это не так. Когда предлагаются возможности получения $ 5.000 сегодня или $ 5.150
через месяц, большинство предпочтут $ 5.000 сегодня. Однако если предложены $ 5.000 через год или $ 5.150 тринадцать месяцев спустя, большинство выберут более длинный период. Это снова не совпадает с моделью рационального инвестора.
Тверски также обращает внимание на то, как люди ведут себя в условиях неопределенности. Гипотеза рациональных ожиданий утверждает, что доверие и субъективные вероятности оценки точны и непреднамеренны. Однако люди, в общем, склонны к самоуверенным предсказаниям. Мозг, по всей вероятности, построен таким образом, что принимает решения с наибольшей определенностью по получении даже малой информации. Для других ситуаций уверенность перед лицом неопределенности – желательная характеристика. Однако сверхуверенность может стать причиной игнорирования информации, которая может быть использована другими. Следовательно, исходя из своих субъективных оценок, такого рода прогнозист склонен присваивать отдельным экономическим сценариям большую вероятность, чем это оправдано фактами. В частности, он может стараться не проявить собственную нерешительность. В примере из гл. 2 инвестор был на 60% уверен в экономическом росте, на 30% – в отсутствии роста, и на 10% – уверен в спаде. В реальности инвестор, который уверен в сценарии роста, предпочтет увеличить эту вероятность до 90%, а оставить 10% на вялый рост, чтобы он не выглядел слишком самоуверенным. Про спад будет сказано, что «он не представляется возможным в это время». Это выражение больше похоже на заявление экономического советника Белого дома по поводу того, возможен ли экономический спад.
Работа Тверски и Кахенманна вызвала к жизни субкатегорию поведенческих финансов. Эта сфера исследований, в сущности, обозначилась с публикацией статьи ДеБонда и Тейлера (BeBondt, Thaler, 1986), озаглавленной «Сверхреактивен ли Фондовый рынок?». Более детально эта работа обсуждается в гл. 14.
Предложенное Тверски понимание того, как люди принимают решения, совпадает с моим собственным взглядом, который нуждается в эмпирическом подтверждении. Я полагаю, что люди не признают трендов и не реагируют на них до тех пор, пока эти тренды хорошо не установятся. Например, они начинают экстраполировать явление, подобное росту инфляции, в течение некоторого времени его развития. Затем они принимают решение, которое обусловлено накопленной, но до некоторого момента игнорируемой информацией. Такое поведение коренным образом отличается от предполагаемых действий рационального инвестора, который немедленно использует новую информацию. Однако утверждение о том, что люди не признают обоснованной информации, если она не совпадает с их прогнозом, в большой мере соответствует человеческой природе, и это согласуется со взглядом Тверски, полагающим, что люди в своих собственных предсказаниях склонны быть слишком самоуверенными. Они не любят отказываться от своих прогнозов, если не получат достаточно информации об изменении обстановки. А если инвесторы реагируют именно таким образом, рынок не может быть эффективным, потому что вся информация еще не отразилась в ценах. Многое остается не учтенным, и реакция наступает позже.
Когда отдельные инвесторы не склонны быть столь рациональными, нет оснований для того, чтобы дело обстояло иным образом во всем их сообществе. Тот, кто читал Маккея (Маскау, 1841) «Удивительные общераспространенные заблуждения и безумия толпы», имеет в подтверждение тому достаточно исторических прецедентов. Совсем недавние примеры: золотой бум 1980 г. и американский фондовый рынок 1987 г.
|
